ЕСЛИ КТО_ТО КОЕ_ГДЕ У НАС ПОРОЙ

 

– В «Хетафе» хорошая команда была создана еще Шустером. Лаудруп ничего не испортил, его команда играла в футбол. Хотя в Испании вообще так принято, там никто не будет настраиваться на борьбу за очко. Там все раскрываются, все хотят играть, забивать и выигрывать. Я не думаю, что в Испании могут быть команды, которые за первые три тура не забьют ни одного гола, как это бывает здесь у нас.

 

– Когда вы смотрите эту безумную Лигу чемпионов - представляете себе, как через полгода «Динамо» будет в этой компании выглядеть?
– Наверное, в этой компании пока сложно представить себе «Динамо». Серьезный кто-то может попасться и на предварительной стадии, но сложно, сложно пока представить себе это… Нужно не один и не два раза выходить в Лигу, попадать в групповой этап, чтобы это стало закономерностью. Нужно завоевывать там имидж тем, что каждый год попадать то в Лигу чемпионов, то в Кубок УЕФА, но ниже уровнем не опускаться.

 

– Вы автор последних голов на старом «Динамо». Чувствуете себя частью истории клуба?
– Да нет, нет. «Частью истории» - это слишком громко сказано. У старого стадиона история была посильнее меня, и ее создавали такие имена, как Яшин, Царев и вообще все-все-все, кто играл не только за, но и против «Динамо» на этой арене.

 

– Есть ли чувство, что это сезон начинается лучше прошлого?
– Есть. Если брать меня лично - конечно. Удалось пройти предсезонные сборы с командой, и физически я себя чувствую намного лучше, чем в прошлом году. Это во-первых. Во-вторых, есть какое-то взаимопонимание с партнерами. И вообще ощущаю себя в команде иначе. Понятно, что легче адаптироваться, когда приезжаешь в российский клуб, где у тебя есть знакомые, с кем ты играл когда-то. Но все равно это коллектив, который складывался годами. Нужно время, чтобы притереться. В России русскому человеку на это, считаю, нужно месяца три-четыре. Это зависит и от игрока, и от трансферной политики клуба. У «Динамо» она не обширная, каждый год уходит-приходит два-три человека. Коллектив подобрался, Кобелев умеет создать нужную атмосферу без лишнего напряжения. И, слава богу, у нас нет никаких бытовых проблем в коллективе, потому что прошлый год был хороший. Когда есть результат - отношения всегда нормальные. Надеюсь, в этом году нам не придется проверять наши отношения плохими результатами.

 

– А в прошлом году это было?
– После пятого тура у нас был провальный этап, когда проиграли Казани, Ярославлю, еще где-то не выиграли. Чувствовалось напряжение, хотя оно было не настолько серьезным, чтобы развалить коллектив.

 

И НЕ РАЗ СОГРЕЛО НАС В ТЯЖЕЛЫЙ ЧАС СЕРДЦЕ, СЕРДЦЕ ДРУГА

 

– Да. И я это постоянно ощущал. Наверное, хорошо еще и то, что был результат, а он на первом месте для тренера и болельщиков. Одно дело, если бы я не забивал и команда проигрывала, а когда я не забиваю, а она побеждает, мои личные результаты становятся второстепенной вещью. В этом мне повезло.

 

– Кобелев уже в «Зените» пытался учить вас, местную молодежь, уму-разуму?
– На поле тогда он был лидером, причем явным лидером. Не только по возрасту, но и по игре. В 2001 году выдался период, когда был травмирован номинальный капитан Игонин и повязка была у Кобелева. Но и без повязки все понимали, что он настоящий лидер команды, потому что Андрей вел за собой всех и выполнял на поле огромный объем работы. За ним тянулись не только мы, молодые, но и вообще вся команда, поэтому и был результат.

 

– Не было опасений, что с уходом Данни и Семшова команда неизбежно потеряет в классе?
– Они все-таки уходили не вместе, а с интервалом в четыре месяца. Если говорить о Данни, мне казалось, что эта потеря будет сущест­венной, потому что в атаке пропал какой-то креатив. Так, как «Динамо» играло с Данни, оно сейчас не играет. Хотя и нельзя сказать, что тогда было лучше, чем сейчас, - это, скорее, две разные команды. Потому что Данни здорово играл вперед, но частенько забывал отходить назад, и большая ответственность ложилась на полузащитников. О последствиях ухода Семшова, наверное, нужно будет судить по прошествии большего количества игр. Конечно, потеря центрального полузащитника, игрока сборной, существенна. И Кобелеву, как ни крути, нужно перестраиваться.

 

– А если только по себе судить - меньше передач стали получать?
– Нет. Сейчас попробую вспомнить, сколько я забил с передач Семшова в прошлом году. Голов-то было немного… Да, в первой игре с «Москвой» он отдал мне пас, когда я пробил с 20 метров. Но эту передачу не назовешь острой. С «Крыльями» не он отдал, с «Локомотивом» не он, со «Спартаком» тоже не он… А, ну и «Сатурну» я пробил с угла штрафной с его сброса. Так что большого количества передач острых не было, но по той схеме, по которой мы играли, их и не должно было быть. Это, с одной стороны, для меня плохо, а с другой - давало плоды. Потому что я играл и сейчас играю форварда, который оттягивает на себя двух защитников и освобождает зоны для подключения наших центральных хавов. В штрафную врывался Семшов, который и сам забил немало голов.

 

– То есть игра «Динамо» построена не так, что кто-то должен сделать острый пас, а Кержаков - открыться и забить?
– Мне бы, конечно, хотелось, чтобы она была так построена. И Кобелев в прошлом году, очевидно, хотел, чтобы она была такой. И вообще это лучше для футбола, когда много острых передач.

 

– Вам кажется странной ситуация с Семшовым в «Зените» - классный игрок на скамейке?
– О классе игроков нашей сборной тяжело судить по матчам с Азербайджаном и Лихтенштейном, если так уж прямо говорить. К тому же сложно понять, на какую позицию брали Семшова. Когда игрок сборной сидит на скамейке - это странно. Но и венграм, наверное, странно, что Хусти не проходит в состав «Зенита». Если человек шел в клуб - он, наверное, обсуждал что-то с тренером, с руководством. Это ведь не спонтанное было решение.

 

ТАК НАЗНАЧЕНО СУДЬБОЙ ДЛЯ НАС С ТОБОЙ

 

– Может такое случиться, что в конце года вам снова станет неинтересно в чемпионате России?
– Уровень нашего первенства по-прежнему не дотягивает до английского, испанского, итальянского, немецкого… Уровень борьбы? Да, он везде одинаков. Но в инфраструктуре мы, конечно, сильно отстаем. Мне вот непонятно одно: почему в такие месяцы, как июнь и июль, мы играем всего четыре матча? Для меня футбол всегда ассоциировался с летом почему-то. И в Европе так же. Даже в «Севилье», где и в феврале нормальные поля, мы играли аж до 17 июня. Россия - это Россия. Люди должны приходить на футбол летом, когда отдыхают дети, когда можно посмотреть игру в хорошую погоду, а не в метель.

 

– Есть, почему же! На базе «Севильи» есть искусственное поле, на котором тренируются и играют юношеские команды. И девушки. Не знаю, правда, зачем оно там.

 

– Какие еще странности бросились в глаза?
– Мы привыкли думать, что в России все плохо, а в Европе все хорошо, но это далеко не так. Для неспешных южных людей в Севилье нормально, когда вопрос, который тут решается за день, рассматривается неделю. Те же документы на визы для жены и ребенка, которые я оформлял, тупо лежали у человека на столе три дня. При том что банки и конторы работают до половины второго, в пятницу все закрыто, а в понедельник далеко не все возвращаются на работу после выходных. Немец Хинкель, с которым я там играл, тоже удивлялся. Для нас это было дико.

 

– А в испанском футболе пришлось избавиться от каких-то иллюзий?
– Нет. Мыши в раздевалке не в счет. Потому что после выхода на поле атмосфера и уровень игры поражали, поражают и будут поражать. Футбол для испанцев - это что-то высшее, часть их культуры, это важнее корриды.

 

– А что коррида? Вы сходили?
– Нет. Хотел сходить, ведь севильская коррида считается одной из самых зрелищных. Но посмотрел как-то по телевизору и охладел. Как мне объяснили, коррида бывает банально скучной. Далеко не всегда это непрерывный бой быка и тореро. Бык может просто не захотеть боя и тупо стоять минут 20-30. Его пытаются разогреть, потом уводят. Но самим испанцам нравится, даже если бык не бегает.

 

– У вас есть дома какие-то вещи, которые напоминают об Испании?
– Конечно. Например, купили дочке платье в стиле фламенко.

 

– Во время телетрансляций чемпионата Испании у вас не возникает желание поправить комментатора?
– У меня нет спутниковой тарелки, и регулярно матчи смотреть не удается. Но пару игр я даже комментировал вместе с Васей Уткиным. Все было вполне адекватно. А комментаторов иногда хочется поправить, особенно когда путают фамилии известных игроков.

 

ЧАСТО СЛЫШИМ МЫ УПРЕКИ ОТ РОДНЫХ

 

– Вы помните момент окончательного семейного решения: все, уезжаем из Севильи?
– Конечно. Все к этому подошло. И дело не только в том, что я не попадал в состав. Возникали бытовые проблемы, и условия были не на высшем уровне. Начиная с дома, который был не тот, что мы хотели, не в том районе. Рядом шла стройка, постоянный шум. А тратить еще два месяца на поиски другого дома тоже не хотелось. Плюс дочка ничего не понимала, мы просили найти ей садик, но все затягивалось.

 

– Вы хотели садик с русской речью?
– Нет, просто хороший и чистый. В Севилье с этим, видимо, беда. Мы как-то в один приехали, а там и шестилетние, и двухлетние дети вместе, сидит одна воспитательница. Сложно, когда быт не налажен и налаживать его нужно самому в стране, где непросто объясниться. Для меня снять дом - серьезное дело. Здесь я смог это сделать за месяц. Там мне потребовалось два с половиной. Меня познакомили с риелтором, я ждал две недели, а он мне так и не позвонил. Но главное, конечно, что не играл. Если бы выходил на поле, с условиями быта можно было бы мириться. Жена меня не уговаривала уезжать. Но я сам понимал, что хотелось чего-то лучшего.

 

– Даст Бог, такое не повторится. Опыт есть уже. Самый главный фактор при переходе в зарубежный клуб - это сумма трансфера. Если тебя задорого купили - тебе дадут шанс. Не один, не два и не три раза. Это уже какая-то подушка безопасности. Когда пришел Хименес, он в первом же интервью обозначил, что я - третий. И морально трудно себя убедить, что ты можешь. В 25 лет хочется играть, а не биться в роли третьего, и это постоянно сидит в голове: ты третий, ты запасной. Понимаю, что это неправильно, но пересилить сложно себя. Даже когда Кануте уехал на Кубок Африки, у меня уже пошли мысли о смене клуба, начались контакты с разными командами, и перестроиться на полушаге было тяжело. Уже нельзя было себя обратно перепрограммировать.

 

– В Испанию вы бежали от чего в первую очередь? От полей, погоды, надоевших соперников?
– Не «от», а «к чему». И не бежал, а стремился - попасть на экран, играть в одной из сильнейших лиг мира, забивать там голы, показать себя, проверить собственные силы.

 

– И что дает попадание на экран?
– Чувство, что ты часть чего-то огромного под названием «футбол». Тот футбол, за которым люди наблюдают во всем мире, - он все-таки там, а не здесь. Вот пример. Когда мы были в Питере во время матча с Андоррой, мимо шла пара семейная, и муж - русский, который давно живет в Калифорнии, - с сильным акцентом сообщил супруге: «Вот, это Кержаков. Помнишь, мы смотрели, как он играл за «Севилью»?» Приятно, когда тебя узнают в отпуске арабы в Эмиратах, таможенник в Мадриде. Вот когда ты осознаешь, что ты действительно футболист.

 

– Но футболисты и в России не обижены. Вот вы ведь, например, ездите на машине с не самыми простыми цифрами и буквами.
– Но это питерские номера, не знаю, означают ли они что-либо в Москве. Когда я попросил одного очень хорошего человека помочь мне с номерами, я не просил чего-то необычного, это была его личная инициатива. Мне просто хотелось иметь номер под мою прошлогоднюю «пятерку» на футболке. Но я думаю, что это доступно каждому человеку. Вот у Хинкеля тоже были немецкие номера: 1982, год его рождения, и буквы AH - Andreas Hinkel.

 

НАШЕ ЧУВСТВО ДОЛГА

 

– Не знаю, я веду себя с ними открыто. Если бы мое поведение было другим, то и ответное отношение с их стороны было бы грубым. Я не позволяю себе пренебрежительного отношения к молодым. Мне повезло, я сам избежал жесткой дедовщины и взрослел в компании людей, которые нормально относятся к людям младше себя. Мы делаем одно дело. Если мы с Кокориным, которому 18 лет, на поле равны, то и в раздевалке мы должны общаться на равных.

 

– В «Севилье» была лучшая в вашей карьере атмосфера, в «Динамо» случился лучший на вашей памяти банкет. А что лучшее связано с Питером?
– Все. По отношению к Питеру у меня никакого негатива нет и не будет никогда. Он стал мне родным городом, а «Зенит» - родной командой. Когда выпадают два-три выходных, я сажусь в поезд и еду туда. Здесь я не дома, и от этого никуда не деться.

 

– Владимир Быстров, как и вы здесь, живет за городом. По МКАД ездите друг к другу в гости?
– Мы не ездим друг к другу. Мы не друзья. Друзей вообще мало. Но если встречаемся с Быстровым - общаемся нормально, не сквозь зубы.

 

– Не знаете, он переживает по поводу того, что как-то плавно выпал из обоймы сборной?
– Ну, из этой обоймы не он один выпадал.

 

– Вам когда в последний раз оттуда звонили?
– Когда Бородюк набрал, чтобы сообщить, что меня не берут на Евро.

 

– Но вы ведь были готовы к этому - даже билеты взяли в отпуск.
– Да, представление о том, что не возьмут, имел.

 

– А если бы травма Погребняка случилась раньше и вас позвали на замену?
– Бросил бы все и приехал. Конечно. Сборная есть сборная.

 

– Кобелев когда-нибудь говорил вам, что по своему потенциалу вы просто обязаны быть в сборной?
– Говорил, и не только он один. Но слова и есть слова. Он как человек здравомыслящий понимал, что достаточно сказать это один раз.

 

– Нет. У меня нет таких расходов, которые нужно урезать. На ребенке и здоровье я экономить не буду никогда, а это самое главное в жизни. Мой самый главный план сейчас - создать футбольную школу в Питере и назвать ее именем Юрия Морозова. Это не бизнес, хотя и инвестиции, и я готов вкладывать в это деньги даже в кризис. Это даже не обсуждается. Мне это нужно не для пиара. Если мне помогут найти место в Питере - я сразу же запущусь.